Я вскакиваю, благо одетая, и несусь к двери. Кажется, мы в гостиничном номере.
– Ты не сможешь выйти, Илана. И шуметь тоже не имеет смысла.
Останавливаюсь у двери, прикладываюсь к прохладной поверхности лбом. Я ему верю. Раз этот ненормальный притащил меня сюда, значит, здесь никто мне не поможет. Нужно поговорить, убедить, попытаться объяснить. И желательно бы спокойно, но меня так трясёт и пробирает злостью, что едва ли смогу подобрать правильные слова.
– Зачем ты это делаешь? – устало вздыхаю, качаю головой. – Зачем рушишь мою жизнь?
– Мы с тобой уже говорили об этом, – поднимается с кровати, шагает ко мне и, обхватив рукой за талию, с силой тянет назад. Впечатывает меня в своё твёрдое тело, зарывается носом в затылок. – Я принял решение.
– Перестань, Заур! – силюсь вырваться из его захвата, но это бесполезно. Он только сильнее сжимает меня в своих огромных ручищах. – Я тоже приняла решение! И оно не в твою пользу! Я замуж собираюсь, слышишь? Не за тебя! – меня трясёт, но явно не от отвращения, за что ещё больше себя ненавижу. – Отпусти! Мне нужно к дочери!
– Нет, – шепчет мне на ухо, сжимает горло свободной рукой. Сильно сжимает, так, что я начинаю задыхаться. – Дочь твою привезу позже, когда заметём следы. А сейчас успокойся. Всё равно никуда от меня не денешься, не трать силы понапрасну. Нам ещё долго кататься по стране, пока не появится возможность уехать.
Зло усмехаюсь, дёргаю головой.
– Да что ты? Так сильно его боишься? Тогда, может, отступишься, наконец, и дашь мне с моей дочерью устроить нашу жизнь? – не знаю, зачем провоцирую его. Наверное, просто от злости и обиды. Хотя знаю, что его мои слова заденут.
Так и есть. Я чувствую это по сжавшейся на шее руке и резкому выдоху в ухо.
– Кого боюсь? Банкира твоего? – хмыкает. – Ты даже не представляешь, от кого мы скрываемся. Банкир – младенец по сравнению с ними. Я не боюсь. Я не хочу, чтобы тебя у меня забрали. Чувствуешь разницу?
– Я не вещь, – цежу сквозь зубы. – Сколько ещё раз тебе это озвучить? Меня нельзя забрать или заставить делать то, чего я не хочу.
– Да ну? – хрипло шепчет, прикусывая кожу у ключицы, и я не сдерживаю дрожь, кричащую о том, как приятны его касания. Ненавижу… Ненавижу! – Тогда ты по своей воле здесь, со мной. И больше не станешь мне мешать. Ты будешь со мной, Илана. Будешь. Я не отпущу тебя. Не отдам.
Кружится голова, закрываю глаза. И не сразу понимаю, что он тащит меня назад, к кровати.
***
Дверь неслышно открылась, так же тихо закрылась.
– Альберт Станиславович?
– Как успехи, Виталик? – поднял на Кощея взгляд, тяжёлый, угнетающий. Злой.
Никогда не понимал, как можно хотеть что-то или кого-то и не иметь возможности это получить. Бред же. Хочешь – бери. Всё в твоих руках. Он вырос на этой истине, впитал её с молоком матери, сожрал с первым куском чёрствого хлеба, а потом и с бутербродом с икрой.
Поэтому, да, он не привык пасовать. Тем более перед всяким там дерьмом нахальным. В девяностые не пасовал и сейчас не собирался. В пыль этого щенка нерусского раскрошит. Уничтожит, с лица земли сотрёт.
– В общем, мы с ребятами прочесали город, но… – начал было оправдываться Кощей, чем вызвал новую порцию раздражения.
– Заткнись,– остановил его жестом руки и подался вперёд, сжимая пальцами бокал с коньяком. Алкоголь здорово ударил в голову, но не успокоил. Скорее, наоборот. – И слушай меня внимательно, Виталик. Очень внимательно. Так слушай, как никогда мамку в детстве не слушал. Я хочу свою Жемчужину. Верни мне её. Верни мне мою бабу, Виталик. Хоть откуда верни. Мне плевать, как ты её найдёшь. Я хочу её. Хочу, чтобы она была у меня. Здесь, – угрожающе опустил увесистый кулак на подлокотник. – Ты меня услышал?
– Услышал, Альберт Станиславович.
– Действуй. Я больше не хочу слушать твои оправдания. Не заставляй меня отправлять тебя на пенсию.
Что значила «пенсия» для Кощея – он, конечно же, знал. Знал и, да, боялся. Кому ж захочется погибать ни за хер собачий. За тёлку какую-то, слабоватую на передок. А другого пути у Кощея и не было. Слишком долго при Банкире ходит, слишком много знает. Таких людей не отпускают на вольные хлеба. Такие либо за хозяином до конца, либо на «пенсию», так называемую.
– Я найду их, Альберт Станиславович.
Найдёт. А куда ж он денется?
Банкир уставился на дверь, закрывшуюся за Кощеем, сжал кулак до хруста.
Сука. Предала. Сбежала. Как чувствовал, хотел её у себя дома закрыть. Но пожалел, дуру. Думал, не стоит запугивать ещё сильнее и так не рассчитал пару раз. Пожалел, к ребёнку отпустил. А она, дрянь, сбежала с этим чеченом.
Склонил голову, провёл ладонями по коротко стриженным волосам. Хотелось выть. Орать хотелось. Безумно хотелось увидеть её. Хотя бы знать, что не забыла его.
А предательство её… Предательство он простит. Найдёт в себе силы. Может, изобьёт, измучает, накажет. Но простит. Скорее всего, да. Потому что понял: не сможет без неё. Загнётся от тоски.
Давно по ней сох. Как пацан какой. Как сопливый идиот. Ещё в том гадюшнике, куда приезжал её трахать по выходным. Уже тогда хотел её себе. Поначалу – как красивую игрушку, а потом… Потом какая-то беда с ним приключилась. И поплыл Банкир.
Теперь желание её вернуть и наказать стало хуже навязчивой идеи. Наказать, заставить жалеть о своём поступке, на ошмётки её рвать, а потом по кусочкам собрать и к себе утащить. Разбить её мечты об этом ублюдке, сломать, искалечить.
– Альберт Станиславович, я могу… – голос девки заставил вздрогнуть от неожиданности. Он уже и позабыл о ней.
Медленно повернулся в её сторону, осмотрел, будто только что увидел.
– Могу я уйти? Или мне остаться? Уже прошло два часа и… – она кинула жалобный взгляд на наручники, которым он приковал её к кровати, сглотнула. – Руки затекли.
– Затекли, говоришь? – хмыкнул. – Выпить хочешь?
Она отрывисто кивнула, улыбнулась.
Да, действительно, похожую нашли. Но не она. Голос другой, взгляд. Запах не тот. Тело красивое, но не то.
Сгрёб со стола ключи, отстегнул её. А девчонка тут же потянулась к его паху, прикрытому одним полотенцем. Перехватил её руки, оттолкнул.
– Не надо. Просто выпей со мной.
Не хотелось её. И того раза, что был, хватило, чтобы понять: суррогат не прокатит. Илану не заменить другой.
– Что такого в этой шлюхе?.. – спросил себя, запивая горечь коньяком. Спросил вслух, а девчонка захлопала длинными ресницами, неловко улыбнулась.
– Эээ… Вы мне?
– Неважно. Просто скажи мне, девочка, что вам нужно? Почему вам всегда чего-то не хватает?
Она опустила взгляд на бокал с коньяком, пожала плечами, явно не понимая, чего он от неё хочет. Он и сам не знал, какого ответа ждёт. Банкир уже давно вырос из того возраста, когда женщины кажутся неизученными инопланетными организмами. Он всегда чётко понимал их и знал, чего та или иная от него ждёт. Но в случае с Иланой всё постоянно выходило за рамки.
Как эти чувства. Вот зачем они ему на старости лет? Да ещё и к такой шлюхе. Но где-то внутри тлела уже ослабевшая надежда, что чечен похитил Илану. Что заставил её уехать с ним. И хорошо бы, чтобы так и было. Для неё же лучше.
ГЛАВА 3
В тусклом свете фонарей и плотном тумане появляется мужская сгорбленная фигура. Она быстро переходит дорогу, запрыгивает в чёрный, наглухо тонированный джип.
– Привет, Заур, – здоровается парень, на что Омаев сдержанно кивает в ответ.
– Что там слышно?
– Ну, в общем, дела так себе… Ищут тебя все, как озверевшие.
– Я сам буду решать, как у меня дела. Подробнее давай, – мрачнеет. Дела и впрямь неважно. Если в случае с Банкиром он знал, чего ожидать, то клан… Клан непредсказуем. В одном Заур был уверен на сто процентов: они не отступятся. Будут гнуть, ломать, подминать под себя до тех пор, пока он не вернётся.